Как делать философию.

В отличие от занятий философским творчеством делать философию не сложнее, чем делать табуретку. И даже проще, чем сделать лужу в прихожей.

"Ходжа Насреддин нисколько не опасался быть уличённым в невежестве, ибо прекрасно знал, что в таких спорах побеждает тот, у кого лучше привешен язык. Но мудрец не принял его вызова и промолчал. Хотя он сильно подозревал Ходжу Насреддина в мошенничестве и невежестве, но подозрение не есть уверенность, можно и ошибиться, зато о своём крайнем невежестве мудрец знал точно и не осмелился спорить" - рассказывал в своей книге "Возмутитель спокойствия" Леонид Соловьёв.

Итак, первое с чего необходимо начать каждому уважающему себя делателю философии (он же -  философский подёнщик, почасовик и минутчик), это определиться с терминологией. Или, как принято  говорить в околофилософских кругах: "перетереть по понятиям". Этим в своё время грешил Сократ. Но - внимание! - терминология и стиль философской речи - всё это должно быть максимально усложненным, чтобы с трудом можно было понять, о чём вообще идёт речь.  В результате получается текст ни о чём, а чаще - вторичный текст, то есть намеренно усложнённое изложение уже имеющейся информации. К примеру, это может выглядеть следующим образом(к слову, если кто-нибудь объяснит мне человеческими словами смысл нижесказанного, я сниму перед этим мудрецом свою воображаемую шляпу):

"Вопрос формулируется так: принимает ли абсолютный горизонт облик исторического априори (в форме ли эпохи забвения бытия или эпохи логофоноцентризма) или событие никогда не принимает исторической размерности, характера свершения, оставаясь лишь эффектом поверхности и оставляя в качестве абсолютного горизонта статичный горизонт смысла, в границах которого "уклонение" и "ошибка" прежней философии никогда не принимают закономерного характера? Какое из этих априори адекватнее отвечает "принципу принципов"? "

Хорошо излагает, чёрт побери! Завидую.

И действительно, умение строить наукообразные фразы - это искусство, которое усовершенствуется годами. Главное при овладении этим птичьим языком - постараться не забывать о том, что в пустыне изощрённого словоблудия абсолютно излишни оазисы смысла. Диссертация должна быть безусловно диссертабельна, монография - монографибельна, а статья - статична.

Если кто-нибудь всё-таки начнёт выражать сомнение  в состоятельности сделанного философом текста - см. притчу о Ходже Насреддине, то есть сомневающийся мудрец, скорее всего, сам дурак. Кроме того, неплохо давить на оппонента количеством сказанного, то есть в ответ на каждое его слово говорить десять и т.п.  Разумеется ответы должны быть совершенно невразумительны, для того, чтобы собеседник перестал понимать, о чём идёт речь и, плюнув, умолк навеки.

Помимо этого, существует набор модных философских словечек, которые желательно вставлять как в текст, так и в речь, поскольку они свидетельствуют о философской крутизне говорящего: "постнеклассика", "экспертиза" и даже уже порядком поднадоевший "дискурс". А вот устаревших понятий, с помощью которых делали свою карьеру предыдущие поколения делателй, например, понятия "духовность", следует всячески избегать.

Не приходится удивляться тому, что профессиональным заболеванием делателей философии является диарея. Во время заседаний философской камеры случается так, что, накопившие солидные запасы соответствующей не очень благородной субстанции делатели философии, начинают явно или скрыто поливать этими продуктами своего красноречия окружающих. При этом они, как правило, патологически неспособны говорить кратко. Разворачивается поистине душераздирающая сцена!

Ещё один важный момент  - это формальная философская иерархия., которую  во избежание трагических последствий следует строго соблюдать.  В частности, делая свой философский текст, необходимо обязательно прогнуться и благостно упомянуть всех писающих по данной теме авторов макулатурных диссертаций из числа вышестоящего окружения.  Полезно не забывать о том, что делатели философии, особенно достигшие преклонного возраста, бывают крайне обидчивы и капризны и поэтому общаются в духе известного сакраментального вопроса: "Ты как царю челобитную подаёшь, смерд?!"  Например, когда я, готовясь к защите своей диссертации, обзванивал в Москве членов совета на предмет кворума, то, закрутившись, позвонил одному из них дважды. Причём время было далеко не позднее, но этот член клятвенно пообещал, что за такое неуважение к его докторским регалиям он меня съест.  На защите я действительно увидел, что за первым столом, вооружившись моей диссертацией, сидит человечек и, потея от напряжения, лихорадочно записывает в книжечку "каверзные вопросы". Надо сказать, что своим нездоровым усердием этот член  удивил даже видавших виды остальных членов совета. В итоге я всё-таки защитился, но удивление осталось. А удивление, как говорил Аристотель, служит началом философии.

Рассуждая о характерном для большинства современных профессиональных философов терминологическом словоблудии, Эмиль Чоран, в частности, отмечал, что самые банальные идеи, переведённые на философский жаргон, способны приобрести кажущуюся значимость и весомость: "Когда философ переходит на нормальный язык, сразу становится ясно, как мало ему есть что сказать. Я всегда считал, что философский жаргон - это невероятный обман". Если в древности силой слова останавливали солнце и разрушали города, то уже в средневековье пустопорожняя болтовня ни о чём стала престижным, хорошо оплачиваемым видом деятельности. Иначе говоря, имитаторы от философии не утверждают ничего, но утверждают это очень непонятными словами. Как говорил в 19 веке американский писатель Генри Торо: "В наше время существуют профессора философии, но не философы".